Версия для печати

Сергей ДВОРЦЕВОЙ: «Хочу показывать жизнь во всей ее полноте» Избранное

Пятница, 24 Декабрь 2021 04:12 Автор  Опубликовано в Общество Прочитано 2959 раз
Оцените материал
(1 Голосовать)

Всемирно известный режиссер, призер десятков международных кинофестивалей в свой последний приезд в родной Шымкент дал интервью «Панораме Шымкента», в котором поделился своим мнением о силе фильма «Айка», жизни мигрантов в Москве, членстве в Американской киноакадемии, специфике своего кино, а также планами и отношением к Шымкенту.

sergei-dversevoi

- После триумфа в Каннах в 2018 году Ваш фильм «Айка» получил еще целый ряд наград. Можете перечислить все?

- В том же году он получил Гран-при международного Токийского кинофестиваля FilmEX, Гран-при и Приз экуменического жюри международного Кинофестиваля в Коттбусе, Гран-при международного кинофестиваля в Бергене, Гран-при международного кинофестиваля в Гданьске, Приз Лучшей актрисе международного кинофестиваля в Анталии, Приз Лучшей актрисе Азии Азиатской киноакадемии (Гонконг. – Прим.), попал в шорт-лист (9 лучших картин) конкурса за лучший иностранный фильм Американской киноакадемии «Оскар». В 2019-м - Приз Лучшему режиссеру и Приз Лучшей актрисе международного кинофестиваля в Сяомыне (Китай).

- Как Вы считаете, Вашу работу так высоко оценили прежде всего за моральную проблематику или социальную?

- Думаю, что социальную. Потому что тема мигрантов, хотя уже прошло три года, как мы показываем фильм, не становится менее значимой, а, наоборот, все горячее и горячее. И оказалось, что где бы мы ни показывали картину, в каких бы странах, везде эта проблема есть. В той же Америке она остро стоит с мексиканцами.

Меня некоторые спрашивали: вот как Вы угадали с темой? А я не угадывал. Просто меня тронула история азиатской женщины, которая отказывается от ребенка. Прямой задачи «влезть» в социальную проблему не было. На нее вывела взволновавшая меня человеческая судьба.

Просто в Москве очень много мигрантов, и это большая проблема. Поэтому история о киргизской мигрантке выросла в социальную тему. Конечно, прежде всего, в «Айке» видят этот аспект.

Но в то же время людей трогает личная история девушки, попавшей в сложнейшие обстоятельства, она не оставляет равнодушным. Поэтому сила картины в том, что она, с одной стороны, социальная, с другой, очень личная, прямо пронзительно личная. Поэтому, наверное, картина так впечатляет.

Специально же, подчеркну, я ничего не вычислял. Такого вообще никогда не было, чтобы я сидел и думал: что бы сейчас такое сделать, что завтра будет важным. Я просто интуитивно снимаю о том, что меня волнует конкретно в данный момент. И это попадает. Если же будешь рассчитывать, то, уверен, настоящая большая картина не получится.

- То есть тяжелая жизнь мигрантов – социальная причина показанного Вами явления, но могла быть и другая?

- Наверное, так. Потому что в принципе фильм - не только о киргизской женщине. Там же могла быть женщина и русской, и любой другой национальности. Фильм - прежде всего об основе жизни, фундаменте, на котором стоит человечество. Это мать и ребенок, материнская любовь и взаимоотношения с ребенком. И это было для меня главным.

Потому что сегодня, когда у нас столько информации, столько в жизни происходит разных явлений, мне кажется, что порой люди забывают о самых фундаментальных вещах. Таких простых, но очень важных. И женщины, пытаясь ухватить судьбу за хвост и сделать по-своему, нередко отказываются от детей, бросают их в погоне за какими-то своими целями.

И я хотел лишний раз напомнить, что есть вещи, которые от тебя не зависят. Если у матери есть маленький ребенок, она должна его кормить. Даже если она этого не хочет, жизнь ее заставит это делать. Даже если она думает, что сможет избежать этого, оно все равно «догонит».

Это было самым главным. Но в силу того, что это мать и ребенок, мать в очень сложных обстоятельствах, и это Москва, все это выросло в такую острую социальную тему. Я углубился в нее, стал общаться с киргизскими женщинами, таджикскими, узбекскими. И понял, что это будет социальная картина. Я этого, такой злободневности, не боялся. Я хочу откликаться на реальную жизнь.

- С момента времени действия картины, а это примерно начало 2010-х, ситуация как-то изменилась, стала лучше, хуже?

- В то время, когда мы снимали, а это было с 2013 по 2018 годы, она менялась в деталях. Иногда легче было получить разрешение на работу в Москве, иногда сложнее, иногда легче было получить регистрацию, иногда возникали новые барьеры. Но в принципе кардинальных перемен не было.

sergei-dversevoi-1

Мигранты всегда жили по-разному. И я не утверждаю, что все живут, как Айка. Все зависит от ситуации конкретного человека. Есть те, которые устраиваются очень хорошо. Они знают русский язык, у них нет проблем, как у главной героини фильма - ребенок, какие-то долги, отсутствие денег и так далее. Они находят работу официантов, занимают другие, более-менее нормальные, позиции.

А есть те, кому намного тяжелее, в основном это с юга Киргизии. Они хуже говорят по-русски. И попадают в сложные обстоятельства, как Айка. И вот эти обстоятельства за четыре-пять лет, которые мы снимали фильм, немножко менялись. Но принципиально лучше не становилось.

Всегда, во все годы, я видел женщин, которые устроились нормально, и тех, у кого ситуация была еще хуже, чем у Айки. Я видел женщин, у которых было несколько детей и их просто нечем было кормить. Там был сплошной ужас…

Когда люди в Москве смотрят эту картину, они говорят: да неужели у нас так живут мигранты?! Москвичи не видят, что стоит за «фасадом» - видят мигрантов, которые ходят на улице, неплохо выглядят. Но когда они возвращаются домой, живут по много человек, бывает, по пять-шесть и больше, в одной комнате, ставят двухъярусные кровати. Потому что в Москве очень дорогая аренда жилья.

И вот этой жизни москвичи не видят и от нее отгораживаются. В то же время сами мигранты не подпускают к себе, не стремятся ассимилироваться. Очень трудно прийти к ним домой. Потому что они боятся, что кто-то придет, полиция будет спрашивать разрешение.

Меня пускали только после нескольких лет знакомств. Доходило до того, что человек, например, ставил условие, что приедет на съемки и уедет с них только в багажнике. Потому что страшно боится, что где-нибудь кто-нибудь его остановит. Хотя у него какие-то бумаги есть, часто они фальшивые, где-то покупаются.

То есть мигранты всегда сталкиваются и будут сталкиваться с теми или иными проблемами в той или иной степени. Думаю, что и сейчас ситуация такая же. То есть, как только выходишь за нормальный «фасад», видишь, что люди живут в подвалах, в заброшенных домах, и другие тяжелые реалии.

- Конечно, наивно полагать, что фильм эту ситуацию изменил. Но все-таки, была ли какая-то реакция, обратная связь, на что-то он повлиял?

- Было довольно неплохое обсуждение проблем с представителями киргизского сообщества в Москве. Там есть фонды и частные лица, которые стараются поддержать женщин в таких ситуациях. И с российской стороны было обсуждение, с участием представителей органов власти.

Конечно, ситуацию фильмом не изменишь. Она глобальная и очень противоречивая. И я это прекрасно понимаю. Но в то же время я знаю, что если ты снял и показал какую-то уникальную историю конкретного человека, она в людей «попадает», и это потом работает.

Со временем люди потихоньку меняются. Они начинают уважать другого человека, независимо от национальности. Они начинают понимать, что киргизы, узбеки тоже живут своей жизнью.

Художественное произведение все-таки больше, если можно так сказать, работает с душой человека, с глубинным сознанием. Это не то чтобы просто нажать кнопку - и сразу все поменялось. Но когда человек видит в другом человека и уважает его априори как человека, это, на мой взгляд, намного важнее.

И я очень рад тому, что многие люди подходили ко мне и говорили, а некоторые писали, что они по-другому стали смотреть на мигрантов, стали видеть в них людей, а не «функцию», которая убирает улицы, туалет, моет посуду.

- Было ли желание продолжить исследовать эту тему или какой-то ее аспект?

- Было и есть желание уже вне фильма попытаться организовать какой-то фонд помощи женщинам в такой ситуации, которые не знают, что делать с ребенком, когда стоит вопрос – сохранить его или нет. Я думаю этим заняться, возможно, с киргизским посольством или посольствами других стран.

Просто помогать женщинам, независимо от национальности, которые попали в подобную сложную ситуацию. Пока не знаю, как это сделать, размышляю над этим. Но попробую, потому что вижу, что такая потребность есть.

- А разве в Москве нет организаций, подобных казахстанским «Домам мамы», в которых помогают девушкам в таких ситуациях?

- Может, и есть. Но есть некоторые нюансы. Женщины-мигрантки очень боятся официально обращаться в какие-то организации. Боятся, потому что опять-таки возникнет вопрос о документах.

И еще они очень боятся, что о них узнают на Родине, потому что это «уят», стыдно, что у них где-то родился ребенок. Из-за этого стыда они стараются не афишировать, не показывать его, чтобы как можно меньше людей знало его существовании. Потому нужно учесть все это и продумать какой-то безболезненный вариант.

- Чем закончился Ваш конфликт с Минкультуры Российской Федерации, Вас все-таки заставили выплатить штраф за нарушение сроков сдачи «Айки»?

- Заставили. На меня давили до последнего. Мне пришлось отдать все деньги, которые я заработал, написав один сценарий. Это огромная сумма - 7,5 миллионов рублей.

- После этого не возникло нежелание вообще работать с госорганами?

- Конечно, возникло.
С одной стороны, я прекрасно понимаю позицию государства: оно дает деньги и, естественно, ждет сдачи фильма в определенные сроки. Но в то же время думаю, что подход все-таки не должен быть формальным. Надо подходить индивидуально, рассматривать, выяснять, почему так произошло, почему вышла задержка.

Мы же не кирпичи и не промышленные товары делаем. Это искусство, а искусство и творческий процесс - это очень сложные вещи, с огромной степенью риска. Тем более такое сложное кино. Не всегда все идет по плану.

Я очень ответственный человек и готов отвечать за все. Справедливо бы было, если бы мы деньги получили и ничего не сделали. Но какой смысл так непропорционально жестоко наказывать картину, которая была сделана, так сильно прозвучала во всем мире, получила такие важные награды?! К тому же мы делали ее, экономя каждую копейку. Люди работали за очень маленькие зарплаты.

Да, есть буква закона. Но кроме буквы закона, есть дух закона. Я считаю, что нас необоснованно сурово наказали, что поставило меня в очень сложную ситуацию - я уже довольно долго нахожусь практически без денег. Но самое главное - это ощущение незаслуженного наказания.

- А в будущем будете связываться с Минкультуры?

- Конечно, я очень сильно обжегся, но посмотрим. Я ничего не исключаю, все зависит от того, какой будет подход. Я бы с удовольствием работал с государством. Потому что эти средства важные - их дают на искусство. Но если будет так же, что потом тебя «по голове молотком», то на это я вряд ли пойду.

Моя цель - сделать максимально сильную картину. И я должен быть уверен, что у меня будут достаточные средства и достаточное время для того, чтобы ее создать. Если нет, то буду искать другие пути.

- В 2019 году Вы стали членом Американской киноакадемии. Чем конкретно Вы занимаетесь в этом качестве?

- Знаете, хочу отметить, что в прессе была неправильно преподнесена информация: некоторые писали, что я вошел в состав жюри премии «Оскар». Никакого жюри премии «Оскар» не существует. «Оскар» - это не фестиваль, где голосует жюри.

К примеру, на фестивале в Каннах их восемь или девять человек, членов жюри отбирает дирекция фестиваля. И они выбирают победителей. А на «Оскаре» другая система, там голосуют все члены Академии, со всего мира, общим голосованием.

Так вот, меня пригласили в качестве члена академии «Оскар». Каждый член киноакадемии должен ежегодно смотреть все конкурсные картины и голосовать за лучшие картины в разных категориях. Причем, это очень серьезно. Администраторы имеют возможность увидеть, сколько времени ты смотрел ту или иную работу.

Ты должен посмотреть не менее 30 процентов фильма, ты не можешь посмотреть пять минут и остановиться, если не понравилось. Если не смотрел присланную тебе картину, должен сказать, где ее видел раньше. Почти каждый день нам шлют напоминания, пишут о важности нашей миссии. Наша работа постоянно контролируется.

Это действительно большая и серьезная работа, но очень интересная, потому что сразу видишь картину мирового кино. Я участвовал в ней два года подряд - в 2020-м и 2021-м.

- Совпадали ли Ваши предпочтения с именами победителей?

- Я не имею права говорить о своем выборе. Скажу лишь, что бывает, что попадаю. Например, с фильмом «Земля кочевников», который стал лучшим фильмом «Оскара»-2021.

К слову, в прошлом году на «Оскаре» в главной номинации было пять картин, четыре из которых артхаусные. Та же «Земля кочевников» - это же абсолютная артхаусная картина. Она получила «Золотого Льва» на кинофестивале в Венеции.

- На Ваш взгляд, почему фильм Адильхана Ержанова «Желтая кошка», выдвинутый от Казахстана в этом году, не прошел в шорт-лист «Оскара»?

- Теоретически любая страна может получить «Оскар». Там нет никаких препятствий. Значимость страны, ее кинематография и так далеее на выбор вообще не влияют. Думаю даже, что члены Академии были бы рады отметить фильмы из новых в кинематографическом смысле стран.

Другой вопрос, что, во-первых, это должен быть фильм очень высокого качества. А, во-вторых, надо работать с его промоушеном. Наверное, члены Академии не увидели этого в нашем казахстанском фильме.

Хотя я лично очень хотел бы, чтобы наш фильм прошел дальше. Будут высококачественные фильмы в Казахстане - будут и они получать «Оскар», я в этом уверен.

- Насколько хорошо Вы знаете современное казахское кино, кого можете особо отметить?

- Не могу сказать, что знаю очень хорошо, в деталях. Конечно, смотрю какие-то картины, те, что попадают в поле моего зрения. Одним из наиболее значимых представителей, главным в артхаусном кинематографе страны считаю Дарежана Омирбаева. Это довольно признанный мастер. Он не молодой кинематографист, но делает очень достойные картины. Есть еще несколько молодых авторов.

- А как бы Вы объяснили нынешний взлет южнокорейского кино?

- Корейское кино и корейских режиссеров знаю неплохо. Думаю, причина подъема в том, что корейцы в свое время хорошо изучили французскую систему кинематографа - главного артхаусного кинематографа в Европе. Изучили и адаптировали под свое национальное кино.

В итоге у них есть не только «Паразиты» и «Игра в кальмара», коммерческое, сериальное кино, но и сильный артхаус, есть очень серьезные режиссеры.

Думаю, что секрет успеха корейского кино именно в том, что они оказались открытыми миру, попытались впитать и адаптировать под себя лучшее в мире и расти. Ни в коем случае не надо замыкаться только на своем.

Кино - это мировой жанр. Сегодня корейцы сделали фильм, а завтра его смотрит весь мир. Казахстан может сделать то же самое. Кино обречено на мировое функционирование, это открытый вид искусства.

- Вы пришли в кино как документалист. И если говорить о специфике вашего сегодняшнего творчества, то кем Вы себя больше ощущаете: документалистом, снимающим игровое кино, или режиссером игрового кино?

- Это сложно определить. Я документалист, но мои документальные фильмы не совсем стандартные. Я практически не работаю с интервью - телевизионным интервью, когда человек что-то рассказывает.

Я работаю больше с жизнью. С наблюдениями за жизнью людей. Это не совсем обычно. Наверное, сейчас я игровой режиссер с очень сильным документальным нутром. Сейчас я делаю игровые картины, но продолжаю любить документальное кино.

Потому что оно взаимодействует с жизнью. А для меня жизнь – это главное. Мне жизнь интереснее всего. И любая выдумка для меня не так интересна, как реальный жизненный поворот – он бывает круче любого вымысла. Жизнь - это и есть главный сюрприз. И ради этого я, собственно, и снимаю.

Мои фильмы - это некая реабилитация реальности. Некоторые говорят: зачем показывать в фильмах и смотреть то, что мы каждый день видим на улицах? А как можно не снимать о жизни, когда все идет от жизни?! Как можно от нее отгородиться?!

Я хочу видеть красоту в жизни. Видеть ее полноту - не только приятное, но и неприятное. Жизнь - это рай и ад одновременно. Поэтому я хочу показывать жизнь во всей ее полноте. Разделять со зрителями свой восторг от жизни.

Потому что я все равно ею восторгаюсь. Жизнь невероятно интересна. Это какое-то путешествие. Надо просто видеть это. Как сказал Горький, «нет в пустыне красоты - красота в душе араба».

Наверное, поэтому люди, которые не сильно разбираются в кино, говорят про мои игровые фильмы: это же не художественное, а документальное кино. Они не могут понять такой степени правды.

Многим кажется, что кино должно быть фальшивым априори, что актеры играют, переигрывают что-то, постоянно звучит музыка, там все такое искусственное, сделанное. И когда они видят мои фильмы, впадают в ступор.

Люди не видят красоты простой жизни, не всегда понимают до конца художественное произведение. Но я от этого не комплексую. Главное, что я делаю по-честному, делаю то, что мне нравится, что считаю нужным показывать и чем делиться. Я не занимаюсь халтурой, паразитированием на кинематографе. Я по-честному трачу свою энергию на кино.

И мои актеры, и все остальные члены моей команды тоже - у них абсолютно честное, «пионерское» отношение к искусству, во вред себе. Ведь на всем этом можно было заработать в 100 раз больше. Но у нас расчета нет, есть только страсть к кино.

- Над какими проектами Вы сейчас работаете?

- После «Айки» я должен был отдохнуть, так как на съемках трачу много энергии и здоровья. Это тяжелейшая работа, после которой нужно «перезарядиться». И я примерно год ездил по разным фестивалям, показам. Было много дел по промоушену фильма. А потом началась пандемия, и все остановилось. К тому же у меня болела мама, я ухаживал за ней два месяца. Все это вместе выбило из колеи.

aika-sergei-dversevoi-

Тем не менее, у меня есть несколько проектов, которые я продвигаю. Первый - это экранизация произведения одного советского писателя на севере России. Второй - совместный с США проект на крайнем севере, в Арктике.

Есть проекты и в Казахстане. Это историческая картина о средневековом периоде. Еще один - об АЛЖИРе (Акмолинский лагерь жен изменников Родины. – Прим.). Данная история уже почти сделана с моим соавтором сценария Геннадием Островским. Она о 1940-х годах, мы планируем снимать одну очень известную французскую актрису, которую пока не могу назвать.

- В один из прежних приездов Вы говорили об идее фильма в Шымкенте.

- Да, это тоже в планах. Это будет фильм о девушке, которая работала в малой авиации в сельской местности в советское время, примерно в 1980-е годы. Это связано с моим прошлым здесь, в Шымкенте, когда я работал в авиаотряде. Фильм о том, что я видел сам и хорошо знаю.

- Вы неоднократно признавались к любви к родному Шымкенту, называли себя шымкентцем до мозга костей. Это любовь к Шымкенту, точнее, Чимкенту прошлому, каким он был до вашей кинематографической карьеры? Или город сохранил тот дух?

- В чем-то Шымкент стал лучше, в чем-то хуже. Но в принципе не это главное. Шымкент - это какое-то особенное место, где переплелись Азия, теплая погода, сильное влияние традиций и прошлого, богатая история, интересные люди.

Может, я идеализирую, потому что родился здесь. Но мне нравится эта атмосфера, воздух, природа, обилие рынков. Нравится какая-то мультикультурная смесь. Там, где я рос, на Ильича (сейчас Калдаякова. - Авт.), Гагарина, у нас все было смешано.

На улице Павлова все время слышал узбекскую музыку, сурнаи на свадьбах. Друзья-казахи устраивали мероприятия, готовили еду и звали к столу. Было много греков и ребят других национальностей. Я вырос интернационалистом.

Шымкентский дух - он был и есть. Говорят, что есть одесский дух - точно так же есть и шымкентский дух. Мне кажется, он сохранился и не меняется.

И я отношусь к Шымкенту, как к матери. Она не обязательно может быть суперкрасоткой, но это твоя мать, и ты ее любишь априори. Некоторые приезжие жалуются, что здесь страшная жара, на рынках шум и ор, а для меня все это нормально, мне это нравится.

Почему, не знаю сам. Может, потому что родился здесь, вырос. Мальчиком ходил покупать арбузы на Крытом рынке. С пацанами ходили в одних трусах босиком по раскаленному асфальту купаться в фонтане в сквере у драмтеатра.

Нельзя сказать, за что ты любишь свой город - просто любишь. И даже какие-то вещи, которые, казалось бы, немного раздражают, все равно сглаживаются. Конечно, не все идеально, есть и проблемы. Но все равно, когда я сюда приезжаю, мне комфортно. У меня много знакомых, друзей, здесь просто много хороших людей, и это тоже сильно держит.

И мне близка казахская культура. Кажется, я стал больше понимать казахское население сейчас, потому что стало больше, чем раньше, казахской культуры. Мне нравятся многие национальные вещи - те, что я раньше не знал, живя здесь. Очень люблю казахскую музыку, домбру, кюи, для меня это очень красиво.

- Вы часто приезжаете в Шымкент. И можно сказать, что видели почти все изменения в Шымкенте. Какие плюсы и минусы могли бы отметить?

- Я вижу, как изменился район, в котором живу в Шымкенте. Как великолепно облагородили парк металлургов. Очень люблю там гулять. Нравится, что не спилили, а сохранили старые деревья. Там классная атмосфера, летом постоянно все поливается. Так же красиво сделали речку Кошкарату и другие места.

sergei-dversevoi-2

Нравится, что оставили на месте рынки, в частности, Крытый рынок. Там идет торговля, сохранился блошиный рынок. Я люблю туда ходить, не покупать, а просто ходить, поговорить с кем-то, что-то посмотреть, иногда и что-то приобрести. Там - настоящая интересная жизнь.

Но есть вещи, которые я не совсем понимаю. Например, почему автобусы работают до 7-8 вечера. Общественный транспорт вообще просто шокирует. Не понимаю, как ездят водители. Думаю, где и как их учили. Людей возят, будто бревна. Все летает по салону, люди падают, но водителям все равно - музыка играет, маршрут продолжается. Конечно, это удивляет, но знаю, что ситуация будет меняться.

Мне так же непонятно, почему сейчас в жилых массивах стало грязнее, почему люди бросают бутылки, мусор во дворах, на игровых площадках, в подъездах. Раньше такого не было. Как будто шымкентцы не любят свой город.

Но, конечно, негативных моментов меньше - позитивного больше. Не могу не отметить такую хорошую вещь в Шымкенте - массовое строительство внутридворовых спортивных площадок. Это классно! Такого в Москве почти нет, там очень плотная застройка.

А здесь пацаны играют во дворе в футбол. Это очень позитивный шаг. Потому что очень важно вытащить детей на улицу. Они вырастут более социализированными и будут заниматься спортом.

- Какие Ваши самые любимые места в городе?

- Крытый рынок, парк металлургов, Центральный парк. Нравится парк Абая. Там в детстве играл в футбол. Интересен центральный стадион. Раньше ходили с отцом туда пешком на матчи, возвращались домой, обсуждали. Не очень хорошо знаком с новой частью города. Из того, что знаю, могу отметить смотровые площадки возле памятника Байдибеку.

Хочу съездить в Сайрам. Мне очень нравятся сохранившиеся исторические места. Ценю настоящие вещи, пусть не красивые, но аутентичные.

- Из-за отдаленности Шымкента от мировых культурных центров Вас, видимо, здесь почти никто не узнает?

- Не сказать, что меня вообще особо узнают где-то. Все-таки я не актер, а режиссер. И потом, я занимаюсь артхаусным кино, а им массы не интересуются. Вот актрису Самал Еслямову везде знают, она суперзвезда.

Я же больше в тени и доволен этим. Потому что когда тебя везде узнают, это тяжело. А мне комфортно так. Я хочу больше жизни видеть, а при постоянном внимании это будет сложнее. Так что меня моя малая узнаваемость устраивает.

Хотя, конечно, мне бы хотелось, чтобы люди смотрели больше серьезного кино. Чтобы интересовались им, понимали красоту киноискусства. На это направлен декабрьский ретроспективный показ моих фильмов в Инженерном корпусе Третьяковской галереи.

Для меня очень важен диалог со зрителем. Я хотел бы говорить со зрителями о красоте кино с режиссерской точки зрения. Хочу это делать, чтобы больше людей понимало кино. Понимало глубоко. Не просто сюжет, не просто на уровне «нравится - не нравится», а именно, в чем красота фильма, кинематографа. Потому что для хороших фильмов нужен талантливый зритель. Чтобы он сам умел видеть прекрасное.

Поэтому я готов тратить время на популяризаторство. Такая работа проводилась в советское время, были киноклубы. В 1990-е это было утеряно. И как результат: сейчас есть люди, которые никогда не видели кино на больших экранах. А ведь культура кинематографа - очень важная вещь. И в передовых в смысле кинематографа странах она сохранилась.

Это Франция, Америка. Почему тот же «Оскар» - в Америке? Потому что там есть мощная многолетняя культура кинематографа, и там снимают не только боевики и другие коммерческие фильмы, но и артхаус.

- Кино сегодня, в том числе авторское, все больше уходит в онлайн. Вы задумывались над переходом в стриминг или для Вас приемлем только большой экран?

- Я понимаю, что жизнь развивается, и стриминг будет наращивать объемы, безусловно, за ним будущее. Но я уверен, что кинотеатральный прокат, хоть и не будет таким мощным и массовым, как прежде, все равно останется. Если надо будет, я, конечно, смогу перестроиться. Но буду всячески поддерживать и стоять до конца за классический показ кино.

Кинотеатральный показ имеет свою магию. Это маленькое чудо, ведь именно так первоначально воспринимался кинематограф. Просто люди утратили это ощущение. Но тайна есть в самой природе кино.

Кино для меня - это машина времени: ты вдруг на полтора-два часа попадаешь в другую реальность, другую ситуацию, эпоху, и перед тобой протекает какая-то иная жизнь. Хотя человек ко всему привыкает, и к чуду тоже, думаю, что стремление пережить его снова - сидеть и смотреть в темноте фильм на большом экране - все равно не исчезнет. Потому кинотеатральный показ не умрет.

Последнее изменение Среда, 29 Июнь 2022 10:21
web-chitalka.com