Без года четыре десятка лет назад в Чернобыле произошла самая страшная на сегодняшний день техногенная катастрофа, которая стала переломным моментом в судьбах сотен тысяч людей, привела к эвакуации десятков тысяч жителей окрестных населенных пунктов, заражению радионуклидами огромных территорий – почти 50 тысяч квадратных километров, выведенных из хозяйственного оборота в 1986 году. Чернобыльская АЭС — это не только самая страшная катастрофа, но еще и памятник беззаветному мужеству и героизму тысячам «ликвидаторов» последствий аварии на ядерном реакторе.
Сергей ПАВЛЕНКО
В Шымкенте много памятных мест, но одно выделяется особо – здесь нет вычурности и помпезности, все лаконично и просто. Да и находится в небольшом и очень зеленом скверике, среди многоэтажек. Это монумент памяти мужественным людям. Памятник южноказахстанцам, принявшим участие в ликвидации последствий ядерной катастрофы на Чернобыльской АЭС. В конце апреля у монумента собираются – «ликвидаторы», чтобы почтить память тех, кого уже нет сегодня и кто своим трудом помог уменьшить распространение радиационной пыли по европейскому континенту и не дал аварии перейти на новый, необратимый уровень.
Мир стоял на пороге глобальной «ядерной» зимы
Чернобыль мог бы превратиться в еще более страшную катастрофу, о которой большинство даже и не слышали. Через пять дней после взрыва обнаружилось, что ядерная реакция продолжается. Ядро содержало тонны расплавленного ядерного топлива, а под ним находилась емкость с огромным количеством воды, которая использовалась в качестве теплоносителя. Топливо реактора отделяло от воды толстая бетонная плита, которая постепенно «съедалась» расплавленным радиоактивным металлом. Если бы ядро достигло воды, как считали эксперты, произошел бы взрыв пара, с последующим радиоактивным заражением большей части Европы. Единственный выход: проникнуть в затопленные камеры четвертого реактора, найти запорные клапаны и открыть их, чтобы выпустить воду.
Три человека: начальник смены Чернобыльской АЭС Борис Баранов, старший инженер турбинного цеха номер два Валерий Беспалов и старший инженер-механик реакторного цеха номер два Алексей Ананенко в гидрокостюмах спустились в водохранилище. Для добровольцев это был практически приговор. Все понимали, что тот, кто спустится в резервуар, может жить как раз столько, сколько хватит для выполнения задачи, и скорее всего не больше. Герои открыли клапаны и уже на следующий день вода полностью ушла…
Ликвидаторы
За три года, с 1986 по 1989 год на ликвидацию последствий ядерной катастрофы только из Южного Казахстана военные комиссариаты призвали более 1200 человек. По прошествии почти сорока лет в Союзе ветеранов Чернобыля числится всего 78… В этот памятный день они задолго до назначенного времени стали собираться в привычном месте, у памятника чернобыльцам.
«Тех, кого призывали в 91- 92 годах, не считаются «ликвидаторами». Ребята там были, проводили ремонтные работы, зачищали улицы, но уже никакими льготами они не пользуются. А вместе с тем, за 39 лет умерло больше 1100 человек. Многие получили онкологические заболевания, от них же и умирают. У нас даже сейчас 4 чернобыльца – двое лежат в онкологии, двое лечатся», — пояснил Михаил ЕРМАКОВ, председатель координационного Совета г. Шымкента «Союз ветеранов Чернобыля».
Михаил Михайлович и сам участник ликвидации аварии на ЧАЕС. В 1987 году призывался от военкомата на ликвидацию последствий атомной катастрофы на 3,5 месяца.
«Люди жили и работали вахтовым методом. Я отработал в бригаде химической защиты две вахты. Химическая защита – это когда обрабатывали химикатами здания, дороги, а потом в зданиях делали ремонт. Наклеивали обои, плинтуса, устанавливали новые двери», — скупо рассказывал о буднях того времени Михаил Ермаков.
Казалось бы, где здесь героизм – клеить обои и устанавливать двери? Но надо помнить, что последствия взрыва на реакторе и радиационный фон на месте аварии и зоны отчуждения (Зона отчуждения – это тридцатикилометровая зона территории Украины, подвергшаяся интенсивному загрязнению в следствии аварии на АЭС. В нее входят Вышгородский район Киевской области у границы с Белоруссией, где расположена непосредственно сама станция, города Чернобыль и Припять, поселки городского типа Полесское и Вильча, районы Житомирской области) будут «фонить» еще десятилетия. Основными долгоживущими радионуклидами, загрязняющими территорию, являются америций -241 с периодом полураспада в 432 года, цезий — 137 с периодом полураспада 30 лет и плутоний — 239 с периодом полураспада — 24110 лет.
Среди ветеранов-ликви-даторов нет молодежи. Всем уже за шесть десятков, а кому-то и значительно больше.
Константину РАДАЕВУ — 71 год. В августе того же 1987 года, на следующий год после Чернобыльской аварии, был призван на три с половиной месяца. Был в самом Чернобыле.
«В цехе, где я работал, токаря местные ремонтировали машины. А поскольку я по профессии сварщик, то мы в домах делали отопление, ну и что надо было по машинам варить. Работы хватало. Тогда о радиации особо не задумывались, но все же старались какие-то профилактические меры предпринимать – посещать душевые и баню. Я старался одежду менять чаще. 1987 по 90 годы я не болел, не кашлял, а вот в 1990 сразу как-то навалился бронхит, насморк и я едва совсем не ушел на «тот свет».
Работа на «куполе»
Население с «загрязнённых» территорий было эвакуировано. Для рабочих, оставшихся обслуживать электростанцию и зону отчуждения, был организован дозиметрический контроль. На границах зон работающих людей пересаживали из одних транспортных средств в другие для уменьшения переноса радиоактивных веществ. Это хорошо помнит Владимир АСТАФЬЕВ — 1957 года рождения. В 1986 году, в августе, уже отслужив в армии, с первым потоком ликвидаторов попал в Чернобыль.
«Я по гражданской специальности водитель. Нас сначала возили по Союзу, потом уже добрались до Украины — Белая церковь, Харьков, пересыльный пункт в поселке Смолино. Там еще были два месяца в резерве. А потом ночью нас перевезли сначала в сам Чернобыль, а затем в поселок Иванково, в ста километрах от Чернобыля. Оттуда нас возили на АЭС. Мы работали на самом реакторе, на разрушенном блоке. На крыше. Выходил добровольцем, выводил бригады на стройплощадку. Когда балку ставили, на сам завал выходил. В бригаде было человек по 15. Когда последнюю планировку бетона делали, то три раза выходил, три бригады выводил. Запомнил на всю жизнь, что на завале еще упавший вертолет лежал. Когда фильм о Чернобыле показывают, то на кадрах есть момент его падения», — вспоминает Владимир Андреевич.
В рассказе Владимира Астафьева нет ни грамма позерства или самолюбования. С его слов все выглядело обыденным, даже бытовым, просто работой.
«Нас сначала с дозиметристами провели. Они показали, где проходить, чтобы поменьше радиации получить. Потом я сам бригады водил по этому пути, выводил наверх, контролировал. Краном спускали бетон, высыпали на завал, а бригады разравнивали. На площадке находились по 2 — 3 — 4 минуты, а после уходили в бункер. Спустя два, два с половиной часа бригады строителей вновь возвращались на работу. Так за ночь я выводил бригады три раза. У нас были ночные смены. Тогда ощущение страха было очень сильное. Неизведанное, непонятное. Кругом пустота, тишина, одни камеры висели. Людей нигде нет, кроме тех, кто выходил на работу. А чтобы кто-то свободно ходил – такого не было. Отработали свое время и в бетонный бункер. Там ждали очередного выхода. Когда я бригады выводил, то там времени было не две-три минуты, а четыре-пять минут.
Из защитной одежды на нас были только металлургические костюмы, усиленные рукавицы, да респираторы. А еще карандаш, да накопитель на шее.
Другого ничего и не было. Чтобы какие-то специализированные комбинезоны, такого не припомню», — с улыбкой рассказывает Владимир Астафьев.
Он вообще производит впечатление никогда не унывающего по жизни и, если рассказывает даже о серьезных вещах, то с улыбкой. А на вопрос «ощущаются ли последствия пребывания в Чернобыле?» отшучивался: «Последствия пребывания? Кряхтим потихоньку. Не будешь же ползать. Сейчас, правда, то спина, то рука напоминают о себе. Государство бессрочную инвалидность третьей группы дало. Раньше в госпиталь ездили, а сейчас уже нет».
Надо сказать, что чернобыльцы – люди скромные и стараются в «глаза не лезть» за льготами и привилегиями. А если и высказывают пожелания, то по большей части не для себя, а для товарищей.
«Льгот у нас нет, кроме разовой компенсации в 45 МРП. Выплатили по 176 тысяч тенге. В других регионах оплачивают проезд в госпиталь, в некоторых — льготы по оплате коммунальных услуг – где 50, где 30%. Сейчас Шымкент стал городом республиканского значения, и, хотелось бы, чтобы для чернобыльцев южного региона сделали госпиталь — ветеранам получать лечение в нем. Среди ликвидаторов много тех, кто уже не может ездить ни в Алматы, ни в Астану. А теперь лечат только по месту жительства», — напомнил о существовании извечных вопросов Михаил Михайлович Ермаков.
Официоз
Ветеранов-чернобыльцев пришли приветствовать воспитанники республиканской школы суворовцев, представители общественных организаций, депутаты. К монументу возложили цветы, прозвучали слова благодарности за трудовой подвиг.
«Благодаря Вам, которые стоят здесь, и тем, кто погиб при ликвидации последствий аварии на Чернобыле, удалось предотвратить катастрофу мирового масштаба. Сейчас, по самым скромным оценкам, пострадало до пяти миллионов человек. Если бы не ваш героический труд, то это количество могло бы удвоиться и утроиться. У нас есть нерешенные вопросы, но со временем мы сможем решить их. Но самое главное – это не социальная помощь и гарантии. Самое главное — не потерять память. Не потерять память о тех, кто, не щадя своих жизней, смог сохранить будущее для всего мира. Я сам служил в Беларуси, в Гомельской области с 90 по 92 год. Был в тридцатикилометровой зоне отчуждения и могу судить о масштабе трагедии. Там стояли пустые дома, брошенные машины, телеги, бродил одичавший домашний скот — как в фильме про апокалипсис. Все осталось как есть, только людей нет. Я хочу поблагодарить вас за ваш героический труд, за ваше терпение и мужество», — сказал председатель городского маслихата Шымкента Баходыр НАРЫМБЕТОВ.
