15 августа на территории многих стран бывшего СССР принято отмечать День археолога. Этот профессиональный праздник не является общегосударственным выходным днем и не включен в перечень памятных дат. Он неформально объединяет всех тех, кто имеет отношение к самой увлекательной науке - археологии.
«Панорама Шымкента» приурочила к этой дате интервью с ведущим археологом Шымкента - доктором исторических наук, профессором Южно-Казахстанского государственного педагогического университета Александром ПОДУШКИНЫМ. Всю свою жизнь он посвятил исследованию древнего государства Кангюй, существовавшего на территории Южного Казахстана. Ученый рассказал о результатах своего труда, истоках интереса к этой теме, роли отца в выборе профессии, своей заветной цели и многом другом.
- Александр Николаевич, в этом полевом сезоне Вы нашли на городище Культобе полный образец древней кангюйской письменности, совершив, по Вашему же собственному выражению, научный прорыв («ПШ» писала об этой находке в №49 от 1 июля 2020 года. – Прим. ред.). А сколько всего фрагментов было обнаружено до этого?
- Последняя находка представляет собой глиняный кирпич, на котором вырезано свыше 200 знаков, оформленных в семь строк. До этого, начиная с 1990-х годов, было найдено 18 фрагментов, в общей сложности 600 с лишним знаков и примерно 60 строк. Практически каждый год мы находим на Культобе образцы протосогдийской письменности, которые я называю кангюйским письмом. Оно имеет прямое отношение к древнему государству Кангюй, существовавшему на территории Южного Казахстана в течение 600 лет - со второго века до нашей эры до четвертого века нашей эры и упоминавшемуся в многочисленных китайских источниках.
Данное письмо алфавитное, строчное, алфавит арамейский. Оно маркирует один из восточных диалектов древнеиранского языка. Безусловно, это очень знаковое явление, из которого можно было бы сделать прекрасный бренд Казахстана. Потому что письменность на керамических кирпичах-таблицах пока не имеет аналогов на территории СНГ. Не все древние государства имели письменность и письменную культуру, а Кангюй имел.
- О чем говорят эти древние письмена?
- Часть найденных до этого фрагментов и текстов дешифровал известный английский ученый-лингвист и востоковед Николас Симс-Уильямс. В письменном памятнике указаны крупные городские центры Центральной Азии первых веков нашей эры - Нахшеб, Самарканд, Кеш, Чач, Бухара. Также в нем говорится об основании города и так называемых «людях шатров». Это первое упоминание на рубеже веков номадов как таковых под таким своеобразным и образным выражением. Понятно, что речь идет о кочевниках, которые жили в юртах.
- Сколько всего артефактов кангюйской эпохи было найдено за все годы экспедиций и что можно на их основании сказать о Кангюе?
- Точное число находок не могу назвать - их тысячи. Все они находятся в музейных учреждениях Казахстана. В частности, в областном краеведческом музее, в выставочном центре нашего университета, у которого нет статуса музея. И самое главное, все основные артефакты высокой социальной значимости я официально сдаю в Центральный Государственный музей Республики Казахстан (Алматы. – Прим.).
Результаты раскопок - как памятников оседло-земледельческого периода, так и объектов захоронений номадов, которые входили в состав этого государства, - говорят, что Кангюй был полиэтничным государством. Это было высокоцивилизованное государство с мощной социальной структурой, в котором имелась городская культура и письменность. Оно находилось на Великом Шелковом пути и исполняло связующую роль между древнейшими государствами того периода - Хорезмом, Парсией, Греко-Бактрией и Китаем.
Кангюй был одной из самых достойных страниц в нашей истории. Те же эпиграфические артефакты - таблички с письменностью - дают представление и подчеркивают уровень цивилизации Кангюя. Я говорил это сотни, тысячу раз и еще раз скажу, что письменность - это не только индикатор высочайшей цивилизации, но и атрибут государственности. Kaнгюй был одним из немногих древних образований на фоне, скажем, древнесакского союза племен, уйсунского союза племен, которое имеет право называться государством. Собственно, в китайских источниках оно фигурирует под названием Канцзюй-го, где иероглиф 国 (guó) означает государство.
И это очень важно для нашего современного народонаселения, которое обращается к истокам своей древней культуры, и для современных казахов, поскольку кангюйцы сыграли большую роль в этногенезе казахского народа на ранних этапах.
- Почему упоминания Кангюя часто сопровождаются эпитетами «загадочный», «призрачный»?
- Это связано с тем, что письменных источников о Кангюе чрезвычайно мало, образно выражаясь, 4-5 страничек в китайских хрониках. До недавнего времени, 30-40 лет назад, вообще была кангюйская проблема в науке. Вопрос стоял в элементарной вещи - локализации Кангюя на современной карте. Были разные мнения по поводу расположения этого государства в древности. Сейчас большинство ученых склоняется к тому, что оно существовало на территории Южного Казахстана, и именно в бассейне реки Арысь «билось» его сердце.
- Сердце – это, выражаясь административно, – столица?
- Да, было известно, что столицей кангюев был город Битянь. Поскольку мы находимся вблизи самого крупного городища Южного Казахстана – Караспантобе, я считаю, что он и являлся две тысячи с лишним лет назад столицей государства Кангюй, которое включало в себя еще пять малых владений. Почему? Опять-таки – рядом, всего в семи километрах, Культобе – древний центр письменности Кангюя.
- Насколько, на Ваш взгляд, Вам удалось приоткрыть завесу тайн Кангюя?
- Мне сложно судить - пусть это делают другие. Могу сказать так: это дело всей моей жизни. Уже на протяжении 40 лет я популяризирую культурное наследие государства Кангюй. Я выделил Арысскую культуру Южного Казахстана. Археологическая культура - это фиксация определенных традиций в материальной культуре на группе памятников одного времени и одного региона.
В 1999 году я защитил диссертацию по теме «Арысская культура Южного Казахстана», потом издал книгу. На археологическом материале показал культуру Кангюя. В 2007 году стал первым гуманитарием Казахстана, выступившим с докладом в Национальной академии Франции, - о нашей письменности. К слову, обнаружение кангюйского письма европейские ученые считают открытием мирового уровня.
- Есть ли у Вас какая-то сверхзадача в изучении Кангюя?
- Есть. Я считаю, что эти керамические таблички имеют отношение, хотя бы косвенное, к письменному архиву кангюйского правителя. В изданном в 1944 году учебнике по истории Казахской ССР крупный востоковед, московский ученый Анна Панкратова указала, что кангюйский князь имел писаный кодекс – подразумевается, законы. В китайских летописях говорится, что во дворце правителя кангюев имелись письменные своды законов. Вот это для меня и есть ориентир, цель поисков. Хотя, может, и не было этого архива, может, была просто фиксация какого-то крупного события…
- В любом случае, несмотря ни на какие обстоятельства, Вы останетесь фанатом Кангюя?
-Не люблю этого слова и громких слов. Хоть у меня есть имя в мировом масштабе, я - обыкновенный и, подчеркну, простой советский ученый, который, как рабочая лошадка, на протяжении десятков лет работает над одной темой. И поэтому имеет результаты. Простая рабочая обстановка, целеустремленность и желание осуществить какие-то поставленные цели на каждый полевой сезон и их достижение. Вот и все. Труд, труд и труд. Моя докторская диссертация - это 28 лет работы.
- Вы - потомственный археолог. Какую роль в выборе профессии и становлении сыграл Ваш отец?
- Ключевую. Мой отец - Николай Павлович Подушкин - известный ученый, начинал здесь вести раскопки в конце сороковых - начале пятидесятых годов, участвовал в экспедиции основоположника археологической науки Казахстана Александра Бернштама, оставил много трудов. Он ни на чем не настаивал, а просто учил собственным примером. Я с малолетства, с семи лет, ездил с ним в экспедиции. Меня просто некуда было девать - мать работала, и я был летом с отцом на раскопках.
- Во сколько лет решили стать археологом?
- Когда уже был студентом. Отец возглавлял археологическую практику, я видел, как он работал. Он привлекал меня, а потом тихо, ненавязчиво переложил свои обязанности на меня. Я все делал, и это была большая ответственность. Потому что раньше у нас на истфаке учились не пять человек, как сейчас, а по 100 – две группы казахского и две группы русского отделения по 25 человек. И эти сто человек надо было кормить целый месяц, обустраивать им быт и так далее. Это был большой труд, и я очень благодарен своему отцу за то, что он меня на него подвиг.
Есть еще такой момент. Я как человек не совсем амбициозный не хотел защищать докторскую диссертацию. А отец настоял на этом и оказался прав - как с научной, так и социальной позиции. При этом отец не помогал в подготовке моих работ, диссертаций - кандидатскую, кстати, я защищал в МГУ. Он сказал мне: ты сам все знаешь – пиши сам. Он меня просто направил на путь науки, образно говоря, дал пинка. Это как учат плавать. Берут, выкидывают в реку, поплыл – хорошо, утонул – ну что теперь!..
- Почему Вы решили заниматься именно историей Кангюя?
- Потому что с детства видел свидетельства этой культуры. Мой отец вскрывал ранние памятники, относившиеся к эпохе Кангюя. Будучи студентом, в 1970-1975 годы, я участвовал во всесоюзных археологических студенческих конференциях - ВАСК. Ездил в Москву, Алматы, Ташкент, выступал там с докладами. Они окончательно утвердили мой выбор по этой тематике.
Я сам являюсь учеником выдающегося археолога Кемаля Акишева, открывшего «Золотого человека», ставшего общемировым брендом Казахстана, облик которого ассоциируется с нашим государством. Его славные традиции я стараюсь продолжить.
- Кроме Вас, в Казахстане сейчас еще кто-то занимается исследованием археологических памятников Кангюя?
- Занимались. Эти люди – известные ученые Карл Байпаков и Ерболат Смагулов – умерли.
- А есть ли у Вас самого ученики, которые продолжат Ваше дело?
- У меня есть команда. Есть люди, которые со мной работают, помогают мне, участвуют в экспедициях. Но об учениках в большом смысле этого слова говорить не приходится. Поясняю почему: сейчас поколение другое, пронизанное меркантильностью. Заниматься археологией сейчас - дело неблагодарное, в понимании молодых это безденежье. Вот тут-то как раз нужно быть фанатиком.
Увы, сейчас таких в моем окружении я не наблюдаю. Да, есть ребята, есть продолжатели. Но так, чтобы полностью посвятить себя этому делу, отдать ему 44 года, жить в возрасте под 70 лет в палатках – это слишком тяжелый для них вариант. И нереальный. Таких «больных» людей, в кавычках, в хорошем смысле, нет.
Я уже на пенсии. Но какие-то силы еще есть. И пока они будут, я буду продолжать работать. В этом году нас финансировал один частный республиканский фонд. Думаю, что это очень символично. Несмотря на нынешнюю достаточно тяжелую ситуацию с пандемией, тем не менее, находятся организации и частные лица, которые имеют возможность выделить средства на развитие науки. Это очень радует, и в определенной степени это хороший прецедент, потому что он прямым образом вписывается в программу «Рухани жаңғыру», связанную с исследованием, популяризацией и сохранением историко-культурного наследия нашей страны.
